«Три товарища» - роман известного немецкого писателя Эриха Марии Ремарк. Писатель достаточно долго работал над романом, книгу не хотели издавать, поскольку она подвергалась критике нацистов. Как и другие произведения писателя, этот роман касается военной темы. Главной проблемой, которую освещает Ремарк, выступает проблема потерянного поколения. Писатель относил к этому поколению и себя.
В произведении описан небольшой промежуток времени между Первой и Второй мировой войной. Парни, которые вынуждены были уйти воевать, будучи совсем молодыми, прошедшие войну, видевшие жестокость, не раз ставящие под угрозу свою жизнь и убивавшие врагов, не знали, как жить мирной жизнью. Они возвратились в разрушенные войной города и дома, но не могли найти себе места. Многие из них покончили с собой, иногда сходили с ума, а чаще всего спивались.
Главными героями романа выступают три именно таких парня, которые подружились на войне, сражались плечом к плечу и не раз видели смерть. Они смогли выжить и вернуться домой, дружеские узы будут связывать их всю жизнь.
Отто отличается серьёзностью и самостоятельностью, у него есть автомастерская, в которой он работает вместе с друзьями Готфридом и Робертом. Готфрид любит путешествовать и радуется жизни. Роберт, несмотря на все ужасы войны, верит в любовь и дружбу. Он влюбляется в Патрицию. Хотя изначально кажется, что их будущее может быть достаточно счастливым, позднее Роберт узнаёт, что девушка серьёзно больна. Он прилагает все возможные усилия, чтобы её вылечить, а друзья не оставляют его в беде.
Писатель смог изобразить людей, которые хоть и прошли войну, но смогли сохранить человечность, позитивное отношение, любовь к миру и жизни. Популярность книге принес не только талант автора, но и детально прописанные герои, каждый со своими особенностями, но все они несут общую идею и заставляют верить в лучшее.
На нашем сайте вы можете скачать книгу "Три товарища" Эрих Мария Ремарк бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.
Небо было желтым, как латунь; его еще не закоптило дымом. За крышами фабрики оно светилось особенно сильно. Вот-вот должно было взойти солнце. Я посмотрел на часы - еще не было восьми. Я пришел на четверть часа раньше обычного.
Я открыл ворота и подготовил насос бензиновой колонки. Всегда в это время уже подъезжали заправляться первые машины.
Вдруг за своей спиной я услышал хриплое кряхтение, - казалось, будто под землей проворачивают ржавый винт. Я остановился и прислушался. Потом пошел через двор обратно в мастерскую и осторожно приоткрыл дверь. В полутемном помещении, спотыкаясь, бродило привидение. Оно было в грязном белом платке, синем переднике, в толстых мягких туфлях и размахивало метлой; весило оно не менее девяноста килограммов; это была наша уборщица Матильда Штосс.
Некоторое время я наблюдал за ней. С грацией бегемота сновала она взад и вперед между автомобильными радиаторами и глухим голосом напевала песню о верном гусаре. На столе у окна стояли две бутылки коньяка. В одной уже почти ничего не оставалось. Накануне вечером она была полна.
Однако, фрау Штосс… - сказал я.
Пение оборвалось. Метла упала на пол. Блаженная ухмылка погасла. Теперь уже я оказался привидением.
Иисусе Христе, - заикаясь пробормотала Матильда и уставилась на меня покрасневшими глазами. - Так рано я вас не ждала.
Догадываюсь. Ну как? Пришлось по вкусу?
Еще бы, но мне так неприятно. - Она вытерла рот. - Я просто ошалела.
Ну, это уж преувеличение. Вы только пьяны. Пьяны в дым.
Она с трудом сохраняла равновесие. Ее усики подрагивали, и веки хлопали, как у старой совы. Но постепенно ей всё же удалось несколько прийти в себя. Она решительно шагнула вперед:
Господин Локамп, человек всего лишь человек. Сначала я только понюхала, потом сделала глоточек, а то у меня с желудком неладно, - да, а потом, видать, меня бес попутал. Не надо было вводить в искушение старую женщину и оставлять бутылку на столе.
Уже не впервые заставал я ее в таком виде. Каждое утро она приходила на два часа убирать мастерскую; там можно было оставить сколько угодно денег, она не прикасалась к ним. Но водка была для нее что сало для крысы.
Я поднял бутылку:
Ну конечно, коньяк для клиентов вы не тронули, а налегли на хороший, который господин Кестер держит для себя.
На обветренном лице Матильды мелькнула усмешка:
Что правда, то правда - в этом я разбираюсь. Но, господин Локамп, вы же не выдадите меня, беззащитную вдову.
Я покачал головой:
Сегодня нет.
Она опустила подоткнутые юбки.
Ну, так я смоюсь. А то придет господин Кестер, и тогда такое начнется…
Я подошел к шкафу и отпер его:
Матильда!
Она поспешно заковыляла ко мне. Я высоко поднял коричневую четырехгранную бутылку.
Она протестующе замахала руками:
Это не я! Честью клянусь! Этого я не трогала!
Знаю, - ответил я и налил полную рюмку. - А знаком ли вам этот напиток?
Еще бы! - она облизнула губы. - Ром! Выдержанный, старый, ямайский!
Верно. Вот и выпейте стаканчик. - Я? - она отшатнулась. - Господин Локамп, это уж слишком. Вы пытаете меня на медленном огне. Старуха Штосс тайком вылакала ваш коньяк, а вы ром еще ей подносите. Вы - просто святой, да и только! Нет, уж лучше я сдохну, чем выпью.
Вот как? - сказал я и сделал вид, что собираюсь забрать рюмку.
Ну, раз уж так… - она быстро схватила рюмку. - Раз дают, надо брать. Даже когда не понимаешь толком, почему. За ваше здоровье! Может, у вас день рождения?
Да, вы в точку попали, Матильда!
В самом деле? Правда? - Она вцепилась в мою руку и тряхнула ее. - От всего сердца желаю счастья! И деньжонок побольше! Господин Локамп! - Она вытерла рот.
Я так разволновалась, что надо бы еще одну пропустить! Я же люблю вас, как родного сына.
Вот и хорошо!
Я налил ей еще рюмку. Она выпила ее единым духом и, осыпая меня добрыми пожеланиями, вышла из мастерской.
Я убрал бутылки и сел к столу. Бледный луч солнца, проникавший через окно, освещал мои руки. Странное чувство испытываешь все-таки в день рождения, даже если никакого значения не придаешь ему. Тридцать лет… Было время, когда мне казалось, что я никак не доживу до двадцати, так хотелось поскорее стать взрослым. А потом…
Я вытащил из ящика листок почтовой бумаги и стал вспоминать. Детство, школа… Все это так далеко ушло, словно никогда и не было. Настоящая жизнь началась только в 1916 году. Как раз тогда я стал новобранцем. Тощий, долговязый, восемнадцатилетний, я падал и вскакивал под команду усатого унтер-офицера на старой пашне за казармой. В один из первых вечеров моя мать пришла в казарму навестить меня. Ей пришлось прождать целый час. Я неправильно уложил ранец и в наказание должен был в свободное время чистить уборную. Мать хотела помочь мне, но ей не разрешили. Она плакала, а я так устал, что заснул, когда она сидела со мной.
1917 год. Фландрия. Мы с Мидендорфом купили в погребке бутылку красного вина. Собирались покутить. Но не вышло. На рассвете англичане открыли ураганный огонь. В полдень ранили Кестера. Майер и Петере были убиты перед вечером. А к ночи, когда мы уже надеялись отдохнуть и откупорили бутылку, началась газовая атака. Удушливые облака заползали в блиндажи. Правда, мы вовремя надели противогазы. Но у Мидендорфа маска прорвалась. Когда он заметил, было уже поздно. Пока он срывал ее и искал другую, он наглотался газа, и его рвало кровью. Он умер на следующее утро; лицо было зеленым и черным. А шея вся истерзана. Он пытался разорвать ее ногтями, чтобы глотнуть воздух.
Пост навеян прочтением прекрасного романа Эриха Марии Ремарка "Три товарища" (Erich Maria Remarque "Drei Kameraden ").
Справка
Полное название: "Три товарища"
Язык оригинала: немецкий
Год публикации: 1936
Количество страниц (А4): 265
Краткое содержание романа Ремарка "Три товарища"
Действие романа Ремарка "Три товарища" происходит в Германии конца двадцатых годов. Главные герои - неразлучные друзья Отто Кестер, Готтфрид Ленц и Роберт Локамп (от его лица идет повествование). Друзья неразлучны с Первой Мировой войны, в которой принимали участие. Все трое работают в автомастерской, принадлежащей Отто. Всем около 30.
Ситуация в послевоенной Германии непростая: работы нет, население живет скромно, многие познали безработицу и даже голод. Надежды на более светлое будущее ни у кого нет. Друзья много работают, а в свободное время веселятся с другими такими же молодыми людьми. Далеко вперед никто из них не загадывает.
"- Ты ведь знаешь, что я имею в виду: простую душу, еще не изъеденную скепсисом и сверхинтеллигентностью. Парцифаль был глуп. Будь он умен, он никогда бы не завоевал кубок святого Грааля. Только глупец побеждает в жизни, умник видит слишком много препятствий и теряет уверенность, не успев еще ничего начать. В трудные времена наивность - это самое драгоценное сокровище, это волшебный плащ, скрывающий те опасности, на которые умник прямо наскакивает, кк загипнотизированный".
Однажды они знакомятся с красивой девушкой по имени Патриция Хольман (Пат). Она понравилась им всем, но Роберту она показалась особенно милой и у них завязываются отношения. Поначалу они оба относятся к этим отношениям легко, но со временем оба все сильнее влюбляются друг в друга. Друзья принимают Пат в свой круг.
"Я говорил и слышал свой голос, но казалось, что это не я, что говорит кто-то другой, и такой, каким я бы хотел быть. Слова, которые я произносил, уже не были правдой, они смешались, они теснились, уводя в иные края, более пестрые и яркие, чем те, в которых происходили мелкие события моей жизни; я знал, что говорю неправду, что сочиняю и лгу, но мне было безразлично, - ведь правда была безнадежной и тусклой. И настоящая жизнь была только в ощущении мечты, в ее отблесках".
Роберт выясняет, что Пат одна, у нее нет родственников. Она живет на оставшиеся деньги, но вскоре ей придется устраиваться на работу. Причиной ее желания просто пожить без работы является ее болезнь - она больна туберкулезом, развитие которого она смогла остановить несколько лет назад. Тем не менее, на море, куда Роберт и Пат отправились, у Пат случается приступ, и доктор предупреждает Роберта о том, что Пат должна поехать в швейцврский санаторий для лечения. Все время до отъезда Пат они уже живет вместе и стараются проводить как можно больше времени вместе. Они уже не могут друг без друга, хоть и понимают оба, что это скоро закончится.
"- Послушай, Готтфрид, ведь ты, кажется, знаток в вопросах любви?
- Знаток? Да я гроссмейстер в любовных делах, - скромно ответил Ленц. - Отлично. Так вот я хотел бы узнать: всегда ли при этом ведут себя по-дурацки?
- То есть как по-дурацки?
- Ну так, словно ты полупьян. Болтают, несут всякую чушь и к тому же обманывают?
Ленц расхохотался:
- Но, деточка! Так ведь это же все обман. Чудесный обман, придуманный мамашей природой. Погляди на эту сливу. Ведь она тоже обманывает. Притворяется куда более красивой, чем потом окажется. Ведь было бы отвратительно, если бы любовь имела хоть какое-то отношение к правде. Слава богу, не все ведь могут подчинить себе эти проклятые моралисты. Я поднялся:
- Значит, ты думаешь, что без некоторого обмана вообще не бывает любви? - Вообще не бывает, детка.
- Да, но при этом можно показаться чрезмерно смешным. Ленц ухмыльнулся:
- Заметь себе, мальчик: никогда, никогда и никогда не покажется женщине смешным тот, кто что-нибудь делает ради нее. Будь это даже самая пошлая комедия. Делай что хочешь, - стой на голове, болтай самую дурацкую чепуху, хвастай, как павлин, распевай под ее окном, но избегай только одного - не будь деловит! Не будь рассудочен!"
В попытках свести концы с концами друзья ремонтируют автомобили после аварии, перепродают автомобили, а также занимаются извозом. Это помогает слабо и однажды, когда дело становится совсем плохо, они продают один из автомобилей, который им принадлежал. В это же время в Германии вспыхивают выступления рабочих, требующих работы. Во время одного из таких выступлений убивают Готтфрида прямо на глазах у Отто и Роберта. Безутешные друзья хоронят Ленца, продают мастерскую и ищут обидчика, чтобы отомстить. Мстит ему, тем не менее, их друг Альфонс, товарищ Ленца. В это же время друзья получают телеграмму от Пат, которая просит их как можно скорее приехать к ней. Друзья немедленно приезжают в санаторий Пат и узнают, что ей осталось жить совсем недолго. Несмотря на отсутствие денег, Роберт остается с Пат до конца, поддерживая ее и стараясь прожить оставшееся время вместе.
"Три товарища" Ремарка заканчиваются сценой смерти Пат.
Смысл
Ремарк описывает представителей поколения немцев, прошедших войну и живущих ее призраками: они видели смерть друзей и врагов, не понимали, зачем воевали, не знали, к чему страмиться и что хотеть от жизни, кроме выживания. Тяжелые военые будни сплотили друзей, которые готовы сделать все ради друг друга. Несмотря на тяжелую экономическую ситуацию, друзья стараются поддерживать друг друга до самого конца.
"Так я просидел довольно долго, размышля о всякой всячине. Вспомнил, какими мы были тогда, вернувшись с войны, - молодые и лишенные веры, как шахтеры из обвалившейся шахты. Мы хотели было воевать против всего, что определило наше прошлое, - против лжи и себялюбия, корысти и бессердечия; мы ожесточились и не доверяли никому, кроме ближайшего товарища, не верили ни во что, кроме таких никогда не обманывающих нас сил, как небо, табак, деревья, хлеб и земля; но что же из этого получилось? Все рушилось, фальсифицировалось и забывалось. А тому, кто не умел забывать, оставались только бессилие, отчаяние, безразличие и водка. Прошло время великих человеческих мужественных мечтаний. Торжествовали дельцы. Продажность. Нищета".
Вывод
Книга "Три товарища" Ремарка очень понравилась. Переживал так, как будто это не художественное произведение, а самая что ни на есть правда жизни. Не могу не отметить также пересечения с романом того же автора. Читать роман "Три товарища" Ремарка обязательно!
Обзоры книг Ремарка:
1. Рассказ
2. Роман
3. Роман
4. Роман
Самые популярные обзоры моего блога:
1.
Небо было желтым, как латунь; его еще не закоптило дымом. За крышами фабрики оно светилось особенно сильно. Вот-вот должно было взойти
солнце. Я посмотрел на часы - еще не было восьми. Я пришел на четверть часа раньше обычного.
Я открыл ворота и подготовил насос бензиновой колонки. Всегда в это время уже подъезжали заправляться первые машины.
Вдруг за своей спиной я услышал хриплое кряхтение, - казалось, будто под землей проворачивают ржавый винт. Я остановился и прислушался. Потом
пошел через двор обратно в мастерскую и осторожно приоткрыл дверь. В полутемном помещении, спотыкаясь, бродило привидение. Оно было в грязном
белом платке, синем переднике, в толстых мягких туфлях и размахивало метлой; весило оно не менее девяноста килограммов; это была наша уборщица
Матильда Штосс.
Некоторое время я наблюдал за ней. С грацией бегемота сновала она взад и вперед между автомобильными радиаторами и глухим голосом напевала
песню о верном гусаре. На столе у окна стояли две бутылки коньяка. В одной уже почти ничего не оставалось. Накануне вечером она была полна.
Однако, фрау Штосс... - сказал я.
Пение оборвалось. Метла упала на пол. Блаженная ухмылка погасла. Теперь уже я оказался привидением.
Исусе Христе, - заикаясь пробормотала Матильда и уставилась на меня покрасневшими глазами. - Так рано я вас не ждала.
Догадываюсь. Ну как? Пришлось по вкусу?
Еще бы, но мне так неприятно. - Она вытерла рот. - Я просто ошалела.
Ну, это уж преувеличение. Вы только пьяны. Пьяны в дым.
Она с трудом сохраняла равновесие. Ее усики подрагивали, и веки хлопали, как у старой совы. Но постепенно ей всT же удалось несколько прийти
Она решительно шагнула вперед:
Господин Локамп, человек всего лишь человек. Сначала я только понюхала, потом сделала глоточек, а то у меня с желудком неладно, - да, а
потом, видать, меня бес попутал. Не надо было вводить в искушение старую женщину и оставлять бутылку на столе.
Уже не впервые заставал я ее в таком виде. Каждое утро она приходила на два часа убирать мастерскую; там можно было оставить сколько угодно
денег, она не прикасалась к ним. Но водка была для нее что сало для крысы.
Я поднял бутылку:
Ну конечно, коньяк для клиентов вы не тронули, а налегли на хороший, который господин Кестер держит для себя.
На обветренном лице Матильды мелькнула усмешка:
Что правда, то правда - в этом я разбираюсь. Но, господин Локамп, вы же не выдадите меня, беззащитную вдову.
Я покачал головой:
Сегодня нет.
Она опустила подоткнутые юбки.
Ну, так я смоюсь. А то придет господин Кестер, и тогда такое начнется...
Я подошел к шкафу и отпер его:
Матильда!
Она поспешно заковыляла ко мне. Я высоко поднял коричневую четырехгранную бутылку.
Она протестующе замахала руками:
Это не я! Честью клянусь! Этого я не трогала!
Знаю, - ответил я и налил полную рюмку. - А знаком ли вам этот напиток?
Еще бы! - она облизнула губы. - Ром! Выдержанный, старый, ямайский!
Верно. Вот и выпейте стаканчик. - Я? - она отшатнулась. - Господин Локамп, это уж слишком. Вы пытаете меня на медленном огне. Старуха Штосс
тайком вылакала ваш коньяк, а вы ром еще ей подносите.
Эрих Мария Ремарк
Три товарища
Небо было желтым, как латунь; его еще не закоптило дымом. За крышами фабрики оно светилось особенно сильно. Вот-вот должно было взойти солнце. Я посмотрел на часы – еще не было восьми. Я пришел на четверть часа раньше обычного.
Я открыл ворота и подготовил насос бензиновой колонки. Всегда в это время уже подъезжали заправляться первые машины.
Вдруг за своей спиной я услышал хриплое кряхтение, – казалось, будто под землей проворачивают ржавый винт. Я остановился и прислушался. Потом пошел через двор обратно в мастерскую и осторожно приоткрыл дверь. В полутемном помещении, спотыкаясь, бродило привидение. Оно было в грязном белом платке, синем переднике, в толстых мягких туфлях и размахивало метлой; весило оно не менее девяноста килограммов; это была наша уборщица Матильда Штосс.
Некоторое время я наблюдал за ней. С грацией бегемота сновала она взад и вперед между автомобильными радиаторами и глухим голосом напевала песню о верном гусаре. На столе у окна стояли две бутылки коньяка. В одной уже почти ничего не оставалось. Накануне вечером она была полна.
– Однако, фрау Штосс… – сказал я.
Пение оборвалось. Метла упала на пол. Блаженная ухмылка погасла. Теперь уже я оказался привидением.
– Исусе Христе, – заикаясь пробормотала Матильда и уставилась на меня покрасневшими глазами. – Так рано я вас не ждала.
– Догадываюсь. Ну как? Пришлось по вкусу?
– Еще бы, но мне так неприятно. – Она вытерла рот. – Я просто ошалела.
– Ну, это уж преувеличение. Вы только пьяны. Пьяны в дым.
Она с трудом сохраняла равновесие. Ее усики подрагивали, и веки хлопали, как у старой совы. Но постепенно ей все же удалось несколько прийти в себя. Она решительно шагнула вперед:
– Господин Локамп, человек всего лишь человек. Сначала я только понюхала, потом сделала глоточек, а то у меня с желудком неладно, – да, а потом, видать, меня бес попутал. Не надо было вводить в искушение старую женщину и оставлять бутылку на столе.
Уже не впервые заставал я ее в таком виде. Каждое утро она приходила на два часа убирать мастерскую; там можно было оставить сколько угодно денег, она не прикасалась к ним. Но водка была для нее что сало для крысы.
Я поднял бутылку:
– Ну конечно, коньяк для клиентов вы не тронули, а налегли на хороший, который господин Кестер держит для себя.
На обветренном лице Матильды мелькнула усмешка:
– Что правда, то правда – в этом я разбираюсь. Но, господин Локамп, вы же не выдадите меня, беззащитную вдову.
Я покачал головой:
– Сегодня нет.
Она опустила подоткнутые юбки.
– Ну, так я смоюсь. А то придет господин Кестер, и тогда такое начнется…
Я подошел к шкафу и отпер его:
– Матильда!
Она поспешно заковыляла ко мне. Я высоко поднял коричневую четырехгранную бутылку.
Она протестующе замахала руками:
– Это не я! Честью клянусь! Этого я не трогала!
– Знаю, – ответил я и налил полную рюмку. – А знаком ли вам этот напиток?
– Еще бы! – она облизнула губы. – Ром! Выдержанный, старый, ямайский!
– Верно. Вот и выпейте стаканчик. – Я? – она отшатнулась. – Господин Локамп, это уж слишком. Вы пытаете меня на медленном огне. Старуха Штосс тайком вылакала ваш коньяк, а вы ром еще ей подносите. Вы – просто святой, да и только! Нет, уж лучше я сдохну, чем выпью.
– Вот как? – сказал я и сделал вид, что собираюсь забрать рюмку.
– Ну, раз уж так… – она быстро схватила рюмку. – Раз дают, надо брать. Даже когда не понимаешь толком, почему. За ваше здоровье! Может, у вас день рождения?
– Да, вы в точку попали, Матильда!
– В самом деле? Правда? – Она вцепилась в мою руку и тряхнула ее. – От всего сердца желаю счастья! И деньжонок побольше! Господин Локамп! – Она вытерла рот.
– Я так разволновалась, что надо бы еще одну пропустить! Я же люблю вас, как родного сына.
– Вот и хорошо!
Я налил ей еще рюмку. Она выпила ее единым духом и, осыпая меня добрыми пожеланиями, вышла из мастерской.
Я убрал бутылки и сел к столу. Бледный луч солнца, проникавший через окно, освещал мои руки. Странное чувство испытываешь все-таки в день рождения, даже если никакого значения не придаешь ему. Тридцать лет… Было время, когда мне казалось, что я никак не доживу до двадцати, так хотелось поскорее стать взрослым. А потом…
Я вытащил из ящика листок почтовой бумаги и стал вспоминать. Детство, школа… Все это так далеко ушло, словно никогда и не было. Настоящая жизнь началась только в 1916 году. Как раз тогда я стал новобранцем. Тощий, долговязый, восемнадцатилетний, я падал и вскакивал под команду усатого унтер-офицера на старой пашне за казармой. В один из первых вечеров моя мать пришла в казарму навестить меня. Ей пришлось прождать целый час. Я неправильно уложил ранец и в наказание должен был в свободное время чистить уборную. Мать хотела помочь мне, но ей не разрешили. Она плакала, а я так устал, что заснул, когда она сидела со мной.
1917 год. Фландрия. Мы с Мидендорфом купили в погребке бутылку красного вина. Собирались покутить. Но не вышло. На рассвете англичане открыли ураганный огонь. В полдень ранили Кестера. Майер и Петерс были убиты перед вечером. А к ночи, когда мы уже надеялись отдохнуть и откупорили бутылку, началась газовая атака. Удушливые облака заползали в блиндажи. Правда, мы вовремя надели противогазы. Но у Мидендорфа маска прорвалась. Когда он заметил, было уже поздно. Пока он срывал ее и искал другую, он наглотался газа, и его рвало кровью. Он умер на следующее утро; лицо было зеленым и черным. А шея вся истерзана. Он пытался разорвать ее ногтями, чтобы глотнуть воздух.
1918. Это было в госпитале. Двумя днями раньше прибыла новая партия раненых. Тяжелые ранения. Повязки из бумажных бинтов. Стоны. Весь день то въезжали, то выезжали длинные операционные тележки. Иногда они возвращались пустыми. Рядом со мной лежал Иозеф Штоль. Ног у него уже не было, но он этого еще не знал. Увидеть он не мог, потому что там, где должны были лежать его ноги, торчал проволочный каркас, покрытый одеялом. Да он и не поверил бы, потому что чувствовал боль в ногах. За ночь в нашей палате умерли двое. Один умирал очень долго и трудно.
